Автор: herаt
Название: the maddest kind of love
Пейринг и варнинг одновременно: Дженсен/Женевьев. Нигде не встречала, но вдруг взбрело в голову
Рейтинг: PG-15
Размер: драббл
Автор: herаt
Название: the maddest kind of love
Пейринг и варнинг одновременно: Дженсен/Женевьев. Нигде не встречала, но вдруг взбрело в голову
Рейтинг: PG-15
Размер: драббл
Всем известно, что не бывает правил без исключений. Она совершенно не в его вкусе. Он вроде бы тоже герой совсем не ее романа. Она действительно влюблена в другого. Пылко. Страстно. Он всегда считал себя верным. И все же… и все же… Они снова поднимаются в спальню, и у него нет сил остановиться. Исключение из всех мыслимых правил. The maddest kind of love.
Однажды посреди съемочной площадки ему пришла в голову шальная мысль: Ее надо было запретить законом. Как наркотик, вызывающий привыкание после первой же дозы, отравляющий кровь, подминающий под себя силу воли, зудящий под кожей. А его – запереть на тридцать три замка.
Десять лет за глаза. За манящую бездну в расширившихся зрачка. За тьму бездонного омута, полного волнующих обещаний, от которых невозможно отказаться даже ради самой крепкой дружбы. За искорки страсти, разжигающие в его крови настоящий пожар. За поволоку беснующегося желания, надежно укрывающую их обоих от реального мира. За всепрощающую мглу оргазма.
Пять лет за губы цвета перезрелой испанской вишни. За терпкий вкус запретного плода. За то, как бесстыдно они скользят по его телу, едва обгоняя лавину наслаждения. За жадные утробные стоны, что срываются с них, когда он особенно глубоко. За мимолетную дразнящую улыбку, понятную лишь ему одному.
Двадцать лет за язык. По десять за злые ядовитые слова, которые пробьют даже самую толстую броню, и за то, что она может вытворять им в миролюбивом настроении.
Двадцать – за тело. За опьяняющее тепло. За волнующие линии гибкого стана. За дурманящую мягкость кожи. За нежность объятий. За бисеринки пота, призывно замирающие на кончике соска. За жадную тесноту ее естества.
И сразу пожизненное за то, что она вытворяет между простыней.
Он предает и жену, и друга, и каждый раз, выходя за порог арендованной квартиры, клянется, что это был последний раз. Но дни идут, воспоминания дразнят по ночам, а жгучий стыд отступает под напором мучительной ломки, и рука сама тянется к телефону. Не надо напоминать о святости супружеских клятв. Не надо твердить о преданности мужской дружбы. Не стоит взывать к его совести.
Он всего лишь безвольный наркоман. А она – его наркотик.